«Когда Марина приходила ко мне, мама устраивала ей проверки»: что такое mommy issues и чем они опасны

Многие знают о daddy issues (дословно — «проблемы с папой»), но о mommy issues («проблемы с мамой») в русскоязычных источниках практически нет информации.

Поэтому мы обратились к психологу, занимающемуся темой детско‑родительских отношений. Она рассказала, что такое mommy issues, как они проявляются и почему могут быть опасны. А ещё мы нашли людей, столкнувшихся с этим явлением, и попросили их поделиться своими историями.

Что такое mommy issues

Mommy issues не отдельный вид психического расстройства, а комплекс проблем, связанных со взаимоотношениями с мамой.

Какое‑то время считалось, что они свойственны только мужчинам, а daddy issues — женщинам. Однако постепенно профессиональное сообщество пришло к выводу, что те проблемы, которые раньше связывали с фигурой отца, могут быть и следствием взаимодействия с матерью. Например, низкая самооценка, непринятие себя, сложности в выстраивании взаимоотношений с людьми. Ниже разберём самые распространённые из них.

Последствия для женщины:

1. Ищет фигуру мамы в муже или молодом человеке. Он может быть абсолютно идентичен с родительницей по характеру и модели общения. То, что женщина недополучила от мамы, она будет стремиться найти в нём. Из‑за этого, кстати, такие девушки часто рассматривают в качестве партнёра человека намного старше себя.
2. Не доверяет другим женщинам. Например, есть те, кто говорит: «Мне с мальчиками дружить проще». Это всегда наводит на размышления, потому что у девочек с девочками больше точек соприкосновения.
3. Ведёт себя маскулинно и стыдится проявлять феминность. Таких девушек часто называют пацанками. Им сложно примерить на себя женскую роль «Я — мама», «Я — жена», в то время как роли «Я — работник», «Я — добытчик» даются им хорошо.
4. Стремится быть похожей на маму или, наоборот, стать её полной противоположностью. Обе стратегии не самые верные. Если родительница была тираничной, то у дочери, пытающейся «ни в коем случае не повторить её судьбу», может сложиться слишком уступчивый и мягкий характер, и впоследствии она не сумеет постоять за себя.

Последствия для мужчины:

1. Ищет фигуру мамы в жене. Например, если отец был властный и тираничный, а мать — мягкая и уступчивая, он будет стремиться заводить отношения с девушкой, на которой сможет отыграть тот же сценарий.
2. Не доверяет женщинам или боится их. Иногда при разборе семейных отношений оказывается, что у таких мужчин была очень властная мама, которая применяла к ним физическое насилие, что впоследствии спровоцировало страх женщин. Им сложно выстраивать взаимоотношения с представительницами противоположного пола.
3. Не может выйти из созависимых отношений с мамой. Порой такие мужчины до преклонного возраста живут в родительском доме. А если всё-таки находят себе жену или девушку, то ставят её желания и потребности ниже желаний и потребностей собственной матери.

Как выглядят последствия mommy issues на реальных примерах

Мама родила меня поздно — в 32 года. За 10 лет до этого врачи поставили ей диагноз «бесплодие». Когда её жених узнал об этом, то настоял на расторжении помолвки. Видимо, всё это сильно повлияло на маму — так, что до 30 у неё практически не было отношений. Потом в её жизни появился Слава (имя изменено), мой будущий отец.

Мама думала, что бесплодна, поэтому, наверное, они не предохранялись. Через год после их свиданий она узнала, что беременна. Рассказывая эту историю, мама постоянно подчёркивает, что это самое счастливое событие в её жизни. Слава был не против ребёнка, но и замуж звать не хотел.

Как потом оказалось, у него появилась другая девушка — возможно, он изменял маме. И через пару месяцев после моего рождения они расстались.

Думаю, в тот момент мама окончательно разочаровалась в мужчинах, поэтому всю свою привязанность постаралась вложить в меня. В итоге это вылилось в гиперопеку и чрезмерный контроль.

Мама не отпускала меня гулять и первое время была против кружков — боялась, что я буду сильно уставать. Все её действия маскировались тем, как сильно она меня любит. Я рос очень неуверенным человеком, не умеющим общаться с людьми.

Она даже мыла меня до 13 лет. Как‑то раз я вскользь сказал об этом своему единственному другу. Помню, он посмотрел на меня как на идиота: «Чё, серьёзно?» Мне стало так стыдно! Я почему‑то думал, что это нормально и так у всех.

После этого я выказал желание мыться самостоятельно. Мама сначала не поняла, зачем это мне, ведь она «может сделать лучше». На начальном этапе мне удалось договориться с ней, что она будет только тереть спину. Потом, слава богу, мама перестала мыть меня совсем.

До 17 мне были не очень интересны девочки и секс. С одноклассницами я практически не общался, а если мне всё-таки приходилось что‑то у них спрашивать, то испытывал сильное волнение.

По сути, комфортно мне было только с мамой. И то, если я чувствовал, что не подвожу её.

Первое порно я посмотрел, когда учился в университете. Я достиг оргазма за минуту, но потом ещё 3 часа испытывал вину. Мне казалось, что мама всё узнает. Или что она уже знает. Вдруг в квартире установлены камеры?

Потом, на втором‑третьем курсе, у меня было несколько неудачных свиданий с одним сценарием: я приглашал девушку в кафе, разговор не клеился, мы расходились. А на следующий день в университете она не смотрела мне в глаза или быстро убегала по делам. Динамила, короче.

Вот тогда это уже начало меня волновать. Но я не особо стремился что‑то исправлять — почему‑то мне казалось, что это «мой крест», я этого заслуживаю. Возможно, я ещё смотрел на маму: она же как‑то прожила всю жизнь без второй половинки.

Она знала только о некоторых свиданиях. Если я приходил после них грустный, то говорила, что сейчас девушки стали совсем распущенными. И если бы я встретил хорошую, то та сразу бы почувствовала, какой я замечательный. А если не почувствовала, значит, сама плохая.

Позже я начал работать айтишником в одной компании. Там, конечно, с девушками было туго. Но однажды в офис пришла новая сотрудница, Марина (имя изменено), которая мне сразу понравилась. Она была очень‑очень скромная, милая, вежливая и со всеми обходительная. Возможно, из‑за этого мне показалось, что я ей тоже нравлюсь. И вот с ней в дальнейшем что‑то получилось.

С Мариной мне было спокойно, комфортно и хорошо, хотя не давало покоя какое‑то ощущение, что любовь нужно чувствовать сильнее.

Через полгода она стала намекать на то, чтобы съехаться. И тут я с удивлением обнаружил, что делать этого не хочу. Мне было комфортно жить в своей квартире, с мамой, и иногда видеться с Мариной.

Я рассказал об этой идее маме. Было видно, что она тоже не в восторге: «А Марина умеет готовить? А почему она вдруг захотела жить вместе? А не боитесь детей настрогать? Всё-таки надо сперва карьеру сделать».

Чтобы ничего не решать, я старался избегать этого разговора каждый раз, когда мы с Мариной встречались. Иногда, когда она приходила ко мне, мама устраивала ей проверки. Например, просила помочь на кухне, что‑то приготовить. А потом вечером говорила: вот это Марина делает неправильно, а вот это — «хорошо, молодец». Но, конечно, ей ещё «учиться и учиться».

В тот момент мне не казалось это странным. Ну да, мама же знает, как лучше. У неё больше опыта. И в такие моменты единственное, что я чувствовал, это неудовлетворённость. Я даже порой говорил Марине, что она делает не так. Она, бедная, терпела.

А потом случилось горе: родители Марины погибли в автокатастрофе. Она записалась к психологу, потому что ей было очень плохо. И через какое‑то время я заметил изменения в её поведении.

Марина уже не сносила все замечания в свой адрес легко и с улыбкой, как это было раньше. Теперь она могла жёстко ответить. Как‑то раз, например, моя мама сказала, что её блузка слишком вульгарная. На что Марина выдала: «Жаль, что вы не видели, какие комментарии насчёт неё писал мне ваш сын».

Даже не знаю, как я воспринимал эти изменения. С одной стороны, они мне казались вдохновляющими, с другой — Марина стала более недоступной и далёкой. Вскоре она сказала, что «нам надо серьёзно поговорить», и мы расстались.

Незадолго до этого она начала подмечать, что «меня не отлепить от матери».

Сначала я воспринимал всё в штыки и думал, что Марина «совсем уже поехала со своей психологией». Поэтому первое время даже не был расстроен из‑за разрыва.

Но потом как‑то так получилось, что мне попалось видео, потом статья о созависимых отношениях родителей и детей. Пазл потихоньку стал складываться. В голове засели слова Марины о том, что «меня не отлепить от матери». Я стал изучать эту тему и всё больше узнавал себя. Вскоре и сам записался к психологу.

Мне удалось съехать от мамы лишь через год. Потом через пять лет у меня появилась девушка, которую я впервые полюбил осознанно. Мы вместе два года, и я не позволю маме лезть в наши отношения.

Я часто шучу, что у меня есть mommy issues. Но, думаю, в каждой шутке есть доля правды.

Мама воспитывала меня одна. Отец ушёл, когда мне было три. Для мамы это, кажется, не стало трагедией. Вскоре она уже вовсю обустраивала личную жизнь. У неё это получалось хорошо.

Мама всегда была видной: с точёной фигурой, пухлыми губами, попой, грудью и вот этим всем. Даже сейчас, когда ей 50 лет, мои друзья называют её милфойMILF — Mother I Would Like to Fuck («Мать, которую я хочу тр****ть»). На сленге так называют сексуальную женщину старшего возраста..

В мамину жизнь я всегда как‑то не особо вписывалась. Как серенькая птичка рядом с уткой‑мандаринкой.

В 10 лет мне выписали очки, в 12 — поставили брекеты. Я была тощей и одевалась как пацанка. Назло матери отказывалась от платьев и всяких женских штучек.

Помню, как‑то раз ей даже стало стыдно, что я её дочь. Мы пришли в салон красоты. Маме нужно было сделать маникюр, а я должна была её подождать. Одна из специалисток удивлённо спросила: «Это ваша дочь? Совсем на вас не похожа». Мама поджала губы и сказала что‑то вроде: «Она у меня такая».

Когда мама заводила нового ухажёра, то часто отправляла меня жить к бабушке. Иногда это длилось неделями. Мне казалось, что так и должно быть. Я и сама была рада съехать на время. Потому что все мамины парни казались мне дико тупыми. Стандартные качки, которых она находила в спортзалах и с которыми можно было поговорить только о протеинчике и варёной курочке.

Сама я не стремилась заводить отношения. Во‑первых, не чувствовала в себе какой‑то «женской энергии», которую можно было бы пустить на поиск парней. Во‑вторых, мальчики, с которыми я общалась, были для меня, в первую очередь, друзьями, с которыми мы рубились в Dota.

Один из них как‑то подкатил ко мне. Мы неловко провстречались пару недель, подарили друг другу кружки на День святого Валентина, сходили на «настоящее свидание» с кино и фастфудом. А потом я сказала ему, что ничего не получится.

Мне было неловко и странно ощущать на себе мужское внимание. Что они могли найти в такой, как я? Я же не выглядела как одноклассницы, которые красились, носили лифчик с 11 лет и мило флиртовали.

Возможно, своими мальчуковыми манерами я пыталась замаскировать свою женственность, которой боялась, потому что не хотела быть похожей на мать.

В 11‑м классе к нам перевелась новая девочка. У неё были розовые волосы — это первое, что меня привлекло. Я почувствовала странное желание обязательно — во что бы то ни было — общаться с ней. У меня это получилось. Мы стали дружить, ходить друг к другу в гости. На одной из ночёвок она призналась мне, что бисексуальна. С одной стороны, это меня встревожило. С другой — вызвало какое‑то неожиданное чувство возбуждения.

Вскоре мы поцеловались, но самое удивительное, что это не ощущалось так фантастически, как я думала. «Ну, ладно. Видимо, я не по девочкам», — успокоила я себя.

Но потом, уже в университете, влюбилась в преподавательницу. Она была старше меня на 10–15 лет, замужем и с ребёнком, и вряд ли я могла на что‑то рассчитывать. Это было тихое восхищение. Я старалась всегда садиться за первую парту, готовиться к занятиям и активно отвечать. Ради неё я даже записалась на конкурс научных работ…

Вскоре она прекратила у нас преподавать, и влюблённость прошла. Но, зарегистрировавшись на сайте знакомств, я заметила, что всё равно обращаю внимание на женщин постарше.

С несколькими из них я встречалась и состояла в отношениях. Сценарий был один. Я по уши влюблялась в эффектную женщину 30–35 лет — журналистку, художницу, режиссёрку. Всячески инициировала с ней встречи. Изучала предмет, которым она занимается. Старалась ей соответствовать. Тщательно готовилась к свиданиям — доходило до того, что я штудировала список вопросов для «интересных бесед», чтобы моя возлюбленная увидела, какая я умная, начитанная и вообще уникальная в своём роде.

Когда мне удавалось добиться одобрительного выражения на лице женщины, которая мне нравится, я радовалась. Значит, я ещё ничего. Моя самооценка практически полностью зависела от отношения романтической партнёрши.

Если у неё не получалось уделять мне много внимания, я сходила с ума и начинала вести себя манипулятивно, по‑детски.

Например, как‑то раз я должна была идти на операцию по удалению фиброаденомы и очень боялась. Мы с девушкой договорились, что она встретит меня, мы заедем за пиццей и продолжим вечер у неё дома.

Но в тот же день заболел её пятилетний сын. Она написала мне: «Прости, мне кажется, сегодня лучше не встречаться. Макар очень капризничает. Температура 38. Сегодня всю ночь буду наблюдать и сбивать, если повысится». Ещё она предложила вызвать такси до моего дома, чтобы я спокойно добралась после операции, и встретиться через пару дней.

Но я и слышать ничего не хотела. Мне казалось, и ребёнка, и меня можно было бы совместить. Неужели какая‑то простуда важнее операции?

Я понятия не имела, что такое дети и каково это — не спать, сбивая температуру. Мы просто не смогли бы нормально пообщаться, а ей было бы сложно разрываться между двумя людьми, которые требуют внимания.

Но в тот момент эта и другие ситуации, в которых моя девушка выбирала не меня, подействовали как взрыв гранаты. Я написала гневное сообщение, в котором обесценила её и наши отношения. Ещё добавила несколько формулировок, за которые мне до сих пор стыдно. Например, что, возможно, ей стоит повременить со свиданиями ещё лет эдак 13. Или что наши отношения были бы лучше, не будь у неё сына.

Это сейчас я понимаю, что ревновала её к её же ребёнку, потому что сама искала фигуру мамочки.

Она ответила мне через три дня: «Мне было очень больно читать это. Я не ожидала, что ты думаешь так. Думаю, нам лучше больше не встречаться. Если захочешь обсудить, можем созвониться».

Тогда я уже постепенно отошла. Плюс операция оказалась не такой страшной, а восстановление происходило практически незаметно. Тогда на меня начало накатывать осознание и чувство вины.

До того, как расстаться, мы созвонились и поговорили обо всём подробнее. Эта девушка была первой, кто предположил связь между наличием проблем во взаимоотношениях с травмами из детства, за что я ей очень благодарна. Она была гораздо старше, умнее и подкованнее меня, и я многому у неё научилась.

Какое‑то время я ходила к психологу, но потом это стало накладно, и я постаралась разбираться со своими проблемами сама. Сейчас я не уверена, что до конца решила их. Но чувствую, что достигла большого прогресса. Как минимум, теперь стараюсь обращать внимание не только на взрослых женщин, но и на своих ровесниц.

Что делать, если вы заметили схожее поведение у себя

Чаще всего справиться с mommy issues самостоятельно бывает очень сложно. Лучшим решение будет обратиться к специалисту — психологу или психотерапевту. Но тут важно понимать, что это не та проблема, которая решается за пару сеансов. Некоторые люди десятками лет работают над тем, чтобы разобраться с mommy issues.